14ГБ
08.2032 - Зура Джишкариани [14ГБ]
FaceBook Twitter
E-mail Print
В Центре космических исследований села «Гантиади» идет интенсивная подготовка. Через несколько часов космонавты Абхазско-Грузинской Конфедерации оставят землю и присоединятся к другим детям Земли для реконструкции Лунных баз.

Во время фиесты, августовским вечером, голограммные русалки из морских глубин машут руками собравшимся на берегу туристам. Мэр Сухуми, вместе с префектом Абхазии, режет праздничную ленту и пускает в небо дирижабль в форме кита. «Мои пальцы – субтропики», – объявляет мэр Сухуми. Несколько дней назад на железнодорожный вокзал прибыла партия роботов, изготовленных в Гаграх, на роботостроительных заводах. Они оборудованы моделями электронного мозга, выпущенного в Зестафони. Поток туристов течет по технологически спроектированным улицам. Фейерверки повторяют формы созвездий на ночном небе, а в кибернетических лабораториях кампусов не спавшие всю ночь студенты не могут оторваться от кодов искусственного интеллекта. Никто не помнит войны, покрытых травой корпусов. В парках фигуры драконов изливают воду горных потоков, а некоторые из них – кислоту, в честь доброго пути. Здесь все декриминализировано и все счастливы. Фиеста радости и свободы, на 24/7! – Вот, что происходит в Абхазии, которую уже называют «Калифорнией Евразии», – пишет журнал Нью-Йорк Таймс в августовском номере 2032 года.

01. BIG BANG

Некоторые из современных космологов утверждают, что вселенная была создана в результате «Большого взрыва». Затем произошло расширение и эхо этого взрыва до настоящего времени слышится в волнах разных частот. Если считать, что каждый человек – это тоже микромир, то мой мир точно так же начался из большого взрыва. Это была бомба, упавшая на соседний корпус. Наверное, нет лучшего подарка для ребенка, любящего игры, фильмы из жанра фантастики и Терминатора 2 – корпус, объятый огнем и оставленный за сотую долю секунды, и похожий на упавшую звезду след на ночном небе, когда нужно успеть загадать желание – несмотря на страх и панику, следующие за этим. Для тебя все это – игра, превратившаяся в реальность. Настоящая игра, о которой тайком мечтают разработчики видеоигр, игра, в которой если ты погибаешь, то погибаешь на самом деле.

В «Каббале» Ицхака Лурия мир возникает в результате катастрофы. Это, наверное, описание одного из наиболее трагических миров, которых когда-либо создавала та или иная религия. В результате ошибки Бога разбиваются божественные вазы и частицы Его света теряются в непроглядном мраке. Согласно Лурии, именно здесь, на территории, «оставленном Господом», зародился наш мир. Мы можем с легкостью сказать, что Лурия – мегрельская или абхазская фамилия и катастрофа, о которой он говорит – это наша катастрофа.

Существует воззрение, что не только прошлое воздействует на будущее, но и кадры будущего оседают в прошлом. Поэтому, когда читаешь у древнего грека, Страбона, описание Сухуми: «Диоскурия служит началом перешейка между Каспийским морем и Понтом и общим торговым центром для народов, живущих выше ее и вблизи; сюда сходятся, говорят, 70 народностей. В начале нашей эры, по-видимому, произошла какая-то катастрофа, вызвавшая гибель древнегреческого поселения», – ты уже знаешь, что это за катастрофа. Ты – неотъемлемая часть этой катастрофы, можно сказать, что одно из тысячи его лиц, обликов, и ты никогда не сможешь изменить это. Пока ты существуешь, для себя самого и для других ты будешь напоминанием того, что не так давно случилась катастрофа. Это – основная миссия беженцев и, так сказать, основное проклятие. Поэтому и не любят беженцев: они же живое напоминание этой катастрофы, напоминание дурного сна, который с утра преследует тебя и не можешь отделаться от его страшного привкуса.

В недрах социальной парфюмерии и косметики, когда все улажено и мир выглядит упорядочено, вдруг появляется лицо без макияжа, резкий запах, по радио слышится шум, который не могут сбалансировать студии звукозаписи и «саундинженеры». В цифровом покое проливается настоящая кровь, а настоящая кровь никогда не бывает такой приятной, как ее цифровой аналог. Государства не любят беженцев потому, что они представляют собой нерешенный Error, системную проблему, которая внезапно обрела человеческий облик и форму. Соответственно, эти люди не являются людьми, у них нет души. Они – обретшая физическое тело государственная проблема и Spam, а Spam обязательно нужно удалить, прежде, чем он перегрузит электронную почту, повредит инсталяционный код, где записана программа твоей культуры. Другие не любят беженцев потому, что они – постоянное напоминание, что не существует никакого «человеческого прогресса» и война является вечным подтверждением этого. И для тех, кто лелеет прогресс, это – самое большое разочарование. Третьи не любят беженцев из-за того, что они «неприглядные», «немытые», «вонючие» и «необразованные». Сторонники этой версии думают, что многие из беженцев из-за куска хлеба с легкостью пойдут на кражу и часто это воззрение недалеко отстоит от истины: никто не знает на что пойдет тот или иной человек, когда потеряет все.

Короче говоря, никто не любит беженцев, кроме добрых людей и неправительственных организаций. Однако, если учтем статистику, согласно которой количество добрых людей в мире ежегодно экспоненциально уменьшается, мы можем предположить, что в ближайшие года беженцев никто не будет любить кроме неправительственных организаций, а любовь НПО, подобно самим НПО, стерильна и легко предсказуема.

02. КАКОЙ ВОЙНЫ ТЫ ДИТЯ?

Наше поколение – это поколение гибридов: наполовину комических, наполовину меланхолических биороботов, как будто некая крупная корпорация случайно выпустила большую партию дефектных sortware и их запустили в производство так, что не удалось «исправить» погрешения. На вопрос: «Ты из какого района, брат?» – Я всегда отвечал: – «Из Сухуми». Из-за неимения дома и превращения в вечного беженца, мы поняли, что наш дом – вся Земля, но в качестве идентификационного кода мы все равно называем город, куда мы не возвращались после нашего детства. Он – наш виртуальный IP-адрес.

В книге Итало Кальвино «Невидимые города» Кублай-Хан требует от Марко Поло рассказать ему о городах, входящих в его владения, которых сам он никогда не видел. Поло рассказывает об удивительных, невероятных городах, которые с наступлением сумерек сворачиваются, подобно рыночным лавкам, а с рассветом снова разворачиваются, о городах, где время идет наоборот, о городах, построенных мертвецами и о городах, мерцающих, словно светлячки. Они где-то далеко и к ним невозможно приблизиться также, как к горизонту. Они всегда на виду, но отступают на столько же метров, сколько проходишь по направлению к ним. И Кублай-Хан стоит перед выбором: поверить Марко Поло, что эти города, входящие в его империю, действительно существуют, или не поверить ему.

Именно таков Сухуми для меня. Многоликий и многообразный город, которому мы остались верны. И никто не знает – почему... На самом деле, мой город – это набор виртуальных городов, парящих где-то во времени и пространстве; это улицы и ароматы, созданные нашим воображением. И то, о чем мы скучаем и любим, будто находится в квантовой суперпозиции: существует и не существует одновременно.

Я не помню те легендарные пляжи и субтропики. Я помню то, что было после того, как разбомбили Райский сад – целование маленьких девочек в руинах, холодные дома и эхо взрывов.

Моя родина – где-то на этой территории.

03. ИЗ РАЙСКИХ ГЕТТО

а) Зимнее небо упало как комета, величиной в сам город... Между улицами теперь небо.

Снег настолько белый, что мешает мне думать.

Антены на крыше корпуса довольно слабы для того, чтобы ловить сигналы внешнего мира и ничего не свидетельствует о том, что за пределами этого маленького портового города есть другой мир.

Это чувство очень похоже на то переживание, когда впервые теряешь Бога.

Если Бога нет, то никто не следит за тобой – за тем, что ты делаешь, и что думаешь.

– Соответственно, если нет внешнего мира, то никто не осудит тебя, если однажды ночью обойдешь и расстреляешь во сне пол города, или в кровати, при переходе от одного сна ко второму, задушишь людей, или зарежешь их ножом.

Никто не справляется о тебе, вышедшем на улицу ночью, только далекие звезды освещают снег, кровь на снегу и свет, искрящийся на поверхности ножа.

Звезды всегда и всему свидетели, он их невозможно вызвать в суд как свидетелей.

Только ты и город в метели.

Кажется, что если сейчас взять и пойти до окраины города, то дойдешь до места, где строения, дороги и горизонт исчезают и начинается черная пустота – место, откуда все произросло.

б) Запах только что закончившейся войны похож на весенний дождь, на запах асфальта и цветов, дурманящих разум. Похож на запах только что потухшей голограммы. И небо, и земля свободны – не существует полиции, не существует контроля. Делай, что хочешь!

Есть только ты и твои решения.

Есть только ты и твоя кровь.

Ты и длинные зимние ночи.

Этот металлолом обременителен. Мишка говорит, мы должны отдохнуть. Нас четверо, но все равно не можем справиться с этим грузом. Здесь же, по ту сторону улицы, передвигаются последние звиадисты с растерянностью в глазах, морфием в венах, конкретными «калашами» в руках – без лидера, тяжело дыша, будто собирая в легких последнюю надежду. Как говорится, надежда умирает последней, но все-таки умирает.

Обувь больше походит на кучу лоскутьев, местами перешитых и переклеенных.

– Они китайские и сразу разрываются. Вабше, китайское ничего не держится! – говорит о чем-то Мишка.

Китай для меня – знакомая тема. Две недели назад впервые увидел китайца: снимал нам фото; парни из нашего корпуса так избили его, что один его глаз стал похож на распустившуюся розу. Сказали, что приезжают иностранцы, снимают фото, а потом крадут детей. Интересно, куда их увозят, в Китай?

В гравии я нашел гильзу. «Брат» Мишки начинает ссориться со мной – мы оба собираем коллекцию пуль и он тоже хочет эту гильзу. Его отец рыбак и сегодня еще никому не известно, что через месяц он и его лодка затеряются в море. Мой отец лунатик– просыпается по ночам, ему мерещится, что он все еще на войне, а мы – его враги. Нужно вовремя спрятаться. А потом, пока он придет в себя, шесть человек удерживают его. Потом он плачет. Мужчины говорят, что бойцы после войны страдают этим.

Мама говорит, что даже после тяжелейших «ломок» не был отец так ужасен.

Мишка вовремя вмешивается в драку и гильза остается у меня – у сына лунатика, однако, ценой оставшейся на лице царапины от сына рыбака, Гиоргия.

– Ты дерешься как девочка! – говорю я ему и драка возобновляется. Далеко, в остатках снега, заходит солнце. Эхо автоматной очереди... Зимнее небо такое же красное, как царапина на моем лице.

Гильза моя. Будет пятнадцатой в коллекции.

Из гильз я хочу сделать ожерелье, но Тамуна говорит, что ожерелья надевают девочки, и смеется надо мной. А я не могу признаться ни ей, ни себе, что мне нравятся ожерелья и платья девочек, и сержусь на нее.

Деньгами, полученными за металлолом, мы покупаем лимонад. Мы должны сдать два ящика лимонада мальчикам из соседнего корпуса, это расплата за проигрыш в футбольном матче.

Лимонад они делят с нами «папалам» – долг надо разделить с проигравшим, таков закон! Этот маленький ритуал как-то сближает нас с воровским миром и повышает нашу самооценку.

Домой я и Гиорги, подравшиеся, вынуждены возвращаться одним путем.

– Сколько их у тебя? – Спрашиваю его.

– Одна осталась, точно такая же.

Я силой принуждаю себя, но отдаю гильзу ему.

По дороге мы встречаем его маму. Она продает чача в маленьком ларьке; стены ларька полны дыр и днем, когда светит солнце, свет красиво заходит во внутрь. Она дает нам жвачки «Турбо».

У стола, стоящего в подъезде, мы играем «наклейками»: бросаем в воздух «Мазду» и «Альфа Ромео». “Made in China” – написано и на жевательных резинках, и у них быстро проходит вкус. Соревнуемся, кто плюнет подальше.

Из дома доносится плач мамы, ссорятся. Захожу и вижу, как мама разбивает вазу. Отец уходит, мама с плачем падает на кровать, я ложусь рядом с ней.

Ее кожа еще хранит запах мыла, которым она моется, я жадно вдыхаю и засыпаю медленно, но самым глубоким сном, уткнувшись в ее шею.

Опять автоматная очередь в направлении солнца; солнце уходит вместе с отцом и темнеет. Время зажигать свечу, но никто не поднимается с кровати. Иногда лучше побыть в темноте.

Перед сном мама сказала, что она сломана. Я тоже чувствую себя сломанным, радиатор был очень тяжел.

– Папа тоже сломан? – Спрашиваю я ее.

– Да, он разбит, ты не волнуйся, он скоро придет, – говорит мама мне и целует в лоб.

Я вообще не хочу, чтоб он приходил. Вообще не хочу, чтоб рассвело. Мне здесь хорошо, здесь хочу заснуть на тысячу лет. Тогда я еще не знал, что мы изготовлены не в Китае и так легко не ломаемся.

в) Мишка нашел «склад», рядом с библиотекой. Двери заперты, но наверху, на высоте двух метров, маленькое окно, через которое могут перелезть лишь дети нашего возраста.

– Пойдем, я вам чудеса покажу! – Бежит к нам Мишка.

Мы идем.

В «складе» противогазы. Военная одежда. Ищем бомбы и оружие.

Я хочу гранату – это моя мечта – бросать «гранаты», как это делает Рембо в фильме.

«Противоядие» – есть такие таблетки в советской аптечке, для предохранения от ядерной аллергии.

– От этого приходит крутой кайф! – Говорит Рамаз. – Мой дядя глотает.

Мы проглатываем по три штуки.

Надеваем армейскую одежду, но формы велики, и мы смеемся.

– Я дам перешить маме! – Рамаз примеряет.

Я надеваю противогаз и собственное дыхание по́том прилипает к стеклу. Еле различаю мир снаружи. Я на другой планете, с неопределенной миссией, но с необузданным дерзновением.

Мишка кричит, что нашел бомбу и вытаскивает из кармана «взрывпакеты». Открывает для меня; еще немного и я отключусь, чувствую, как скручиваются пальцы на руках, как у Иисуса на иконах бабушки.

– Мишка, мы где? – Спрашиваю его из противогаза, готовый упасть... Мой голос растягивается подобно испорченной касете магнитофона.

– Стоять смирно, солдат! – Кричит Мишка. – Мы на войне.

Fade Out.

У жизни совершенно иной «приход». После того, как несколько раз умрешь; и совершенно иной вкус. После того, как будешь бороться за ее сохранение. Сейчас уже знаешь, что тебя произвел не слепой случай, разгуливающий по вселенной после Большого взрыва, и не случайный генетический материал – даже дефектный, даже с изъяном – тебя произвел ты сам, как барон Мюнхгаузен вытащил себя из воды, вцепившись руками в собственные волосы. Именно так ты и вышел из небытия. Тот, кто боролся за свое спасение, умер, но энергия, высвобожденная во время этой борьбы, осталась. Ты – эта энергия.

Алгоритм, созданный с неопределенной функцией, наполненный компьютерными вирусами и звездным небом.

04. ЗАБУДЬ МЕРТВЫХ

Я всегда любил акварель. Разноцветные круги рядами на маленькой доске; иногда они напоминали мне конфеты, виденные в рекламе, а иногда – мертвецов. Если приглядеться, мертвецы разноцветны, как акварель.

Фиолетовый, как редкий горизонт за несколько минут до Армагеддона, при закатах ранней осени, лежал на том же корабле, на которым мы вместе уходили от войны в неведение и в бескрайность: дети, мертвые и живые, а еще – дельфины, следующие за нашим кораблем несколько часов.

Синий, как небо, покойник в соседнем корпусе; если бы не подавленное от голода и стресса эстетическое чувство, мы бы сохранили его в музее, как дефиницию синевы.

Еще есть белые, как мел в школах, которым пишешь на доске уравнения, покойники, и думаешь, что каждые x и y, каждая переменная и каждая комбинация цифр – это формула их жизни. Поэтому и не любил я математику. В мире чисел каждая история, каждая война, превращаются в статистический анализ, а в акварели несколькими оттенками выведешь цвет любого конкретного трупа. Вот этот ребенок, в нескольких метрах от меня – слепая пуля взрастила из его маленькой головы ярко-красную розу. Родители говорят мне, что в действительности пуля прошла мимо него и я понимаю, что это конкретное воспоминание всего лишь создано моим разумом, но оно настолько реально для меня, что легло в основу сотен кошмаров – пробуждение в безлюдной ночи, пробуждение с криком в незнакомых домах, чужих домах, где ломаются окна. Не знаю, от чего: от этого крика ли, или от ветхости, в комнату врывается снег, иногда дождь, и в доме, внутри, поселяются голуби.

Потом, спустя годы, наступает время, когда понимаешь – для того, чтобы закончилась война, для того, чтобы запах субтропиков одержал верх над запахом железа, которым пахнет только что опустошенный Калашников, нужно сделать радикальные шаги, нужно забыть своих мертвых, своих раненых и свои разрушенные корпуса, но, в первую очередь, мертвых. Потому что, когда настанет время и мы встанем лицом к лицу друг с другом, они придут со своими покойниками, а мы – со своими. Они по алфавиту призовут своих мертвых, и покойник скажет: это соделала твоя пуля; потом мы призовем своих, и покойник скажет: это соделало твое РПГ и так до бесконечности. По моему, достаточно, мы уже давно в их плену и наоборот – уже давно они в нашем плену, не отпускаем их, не освобождаем, бережем для этой встречи, чтобы взвить, как живое свидетельство, как протоколы и документы того, сколько боли причинили они нам. Уже время отпустить этих мертвых, и как мантру, повторять при рассвете: я забываю своих мертвых, чтобы любить тебя живого – как себя самого, как своего покойника, как сестру свою и как брата своего.

Автор: Зура Джишкариани
Перевод: Натия Амиреджиби


«14ГБ» - это новейшая история Грузии, рассказанная на языке различных жанров искусства. Артисты нового поколения о травматичном прошлом – 14 репрезентаций в 1гигабайт о событиях в Абхазии.

«Лаивпресс» получил право от автора на публикацию «14ГБ», при поддержке издания, книга была издана на абхазском и русском языках.

В свое время автор издал «14ГБ» на свои средства. Автор идеи создания сборника и составитель - Теа Каландия; главный консультант - Нино Каландия; художник - Папуна Папаскири; директор - Нана Гаприндашвили; дизайн - Ия Махатадзе.
Print E-mail
Twitter
Другие материалы
Мультимедиa
Маленькие «Санты» в помощь сверстникам [Видео]
Шесть часов вечера. Дети собрались в классе и готовят новогодние игрушки. Одни работают с войлоком,
Снова  голодные, снова - на улице – жизни, спасенные благодаря гражданскому активизму [Видео]
Бездомных собак можно увидеть на улицах Зугдиди практически на каждом шагу, в парках и скверах, возле
Первая мегрелоязычная анимация на –  большие планы студии аниматоров из Хоби [Видео]
Дзуку Дельфиния и Когона Габискирия - персонажи первого мегрелоязычного анимационного сериала.
Борьба школьников из Чхороцку за лучшую экологию, начатая в одолженном здании [Видео]
У нас нет другой планеты, - говорят школьники из Чхороцку и объединяются, чтобы спасти окружающую среду.
Унесенные рекой рекой Джуми земли и автомобильная дорога – жители Дарчели грозятся акциями [видео]
Во время сильных дождей в Зугдидском селе Дарчели, в Кировском районе, река Джуми выходит из берегов,